ХУДОЖЕСТВЕННАЯ КУЛЬТУРА ПРОВИНЦИИ
М. Г. Ваняшова,
доктор филологических наук, профессор Ярославского государственного театрального института, академик РАЕН.
РУССКАЯ ПРОВИНЦИЯ
КАК ТРАГИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО КУЛЬТУРЫ
(ЧЕХОВ - СОЛОГУБ - БЛОК - ПЛАТОНОВ).
Трагические герои русской литературы извечно жили в провинции, Именно провинция рождала Гамлетов Щигровского уезда, невостребованных и невоплощенных. Энергия невоплощенности, в свою очередь, давала кошмары и преступления многочисленных леди Мценского или H-ского российского уезда. Трагическое пространство русской провинции нивелировало личность, истребляя и всячески вытесняя ее уникальность. Концепция героя в русском искусстве (на пути его эволюции от XIX к XX веку) впрямую связана с идеей оскудения как материального, так и духовного, с концепцией оскудения самого пространства, которое становится пустым, обреченным на пустоту.
Поэзия усадьбы вытеснена скукой и серым бытом провинциального застоя. Не только "усадебное" обречено стать "уездным" (К. Рудницкий, Б.Зингерман), обречены, равным образом, и усадьба, и деревенская изба, русский провинциальный дом.
Русская трагедия - (и в историческом, и в социально-философском плане), накопившая опыт "отцеубийства", оказывается перед лицом новой катастрофы - трагедии "безотцовщины". "Безотцовщина" - условное обозначение смысла первой пьесы молодого Антона Чехова. По сути, все герои чеховских пьес - герои безотцовщины, сироты - чеховские сестры и Константин Треплев, и Соня, и Аня, и Петя Трофимов. И вся Россия, по Чехову, такой осиротевший дом, где пошатнулись устои и потеряна вера. Обстоятельства сиротства - распад дома, нарушение устойчивой основы бытия, основы не только личного дома, но и культуры, пространство которой становится пространством трагедии. Герои "безотцовщины" бросают старый, изветшавший дом. Их вдет странничество и скитальчество, бескрайние "версты" русских заброшенных провинциальных дорог. В конечном итоге - утрата пути, бездорожье.
"Из летаргического сна - в разрыв трагической культуры"(А. Белый) - такова формула трагического пространства культуры, как пространства маргинального, находящегося между "сном" и "криком", между "страхом" и мечтой о чуде "преображения", между усталостью, великим утомлением и жертвенным подвижничеством во имя нового светлого Града. По Блоку, в бегстве из дому утрачено чувство собственного очага, отдельной души. В бегстве из города происходит распыление, энтропия гордой души, взор расточается в пространстве.
Блок, Волошин, Замятин открывают принципиально новое в творчестве Федора Сологуба:"С Сологуба начинается новая глава русской прозы". Творчество Сологуба было понято профессиональной критикой как обыкновенное бытописательство, Сологуб был истолкован как бытописатель русской провинции. Блок угадал иное- "высшую, обнаженную реальность" пространства этой прозы, "нелепость скомканных плоскостей и сломанных линий", "хаос, исказивший гармонию". Лицо "мелкого беса" - "слишком человеческое" лицо русского анти-Гамлета (Передонова), рефлексия которого отливается в отчетливо видимые формы. Страх и бездействие пустоты накапливают энергию безмотивного, на первый взгляд, преступления. Сологубовский "демон" из русской провинции скрывает, несет в себе идею "мирового пожара и крови".
Ирония - трансформация - преображение - такова формула трагического пространства культуры по Сологубу. Пространство провинции - промежуточное пространство, как бы выпавшее из времени. Время провинции - либо остановившееся, либо ускоренное. Провинция монотонна и однообразна только на первый взгляд. Это пространство постоянно трансформируется, двоится, ломается. Провинция рождает либо неистовых, упорных консерваторов, - либо "чудаков", нарушителей обыденного. Пути скрещиваются, и русская провинция становится провинцией анекдота, иногда скверного, иногда просветленного. Анекдота, делающегося трагедией, или трагедией, делающейся анекдотом. Только русская провинция может дать странного героя - Ноздрева, смешанного с Байроном (Достоевский).
"Глиняный дом в уездном саду" - таково пространство русской провинции по Платонову, вобравшему в себя и в свое творчество близкие ему мысли о трагизме русской провинции Чехова, Сологуба, Блока. Это пространство ненадежно как глиняный дом, трагично как запущенный сад человеческой души. Это пространство пустоты, котлована, разверстой пропасти в каждом из героев времени "безотцовщины". Пространство культуры пытается сохранить в себе первоначальную "родительскую теплоту", подняться над звуками неумолчного оркестра смерти. Непобедимым остается внутренний голос автора - одинокий голос человека, поправшего смерть.
"Русская провинция и мировая культура"// Тезисы докладов на научной конференции. Ярославль, 1993. С. 96-98.
На главную страницу раздела
|
|