ФЕСТИВАЛИ - ПРОВИНЦИЯ И СТОЛИЦА

Александр СОКОЛЯНСКИЙ

САМАРА, ОМСК, КАЗАНЬ, ДАЛЕЕ ВЕЗДЕ...

Вчера жюри "Золотой маски-2003" уходило в ночное: обсуждать итоги, спорить, конфиденциально заполнять бюллетени и сдавать их счетной комиссии. Сегодня вечером результаты голосования будут обнародованы. Сами члены жюри лишь на закрытии фестиваля узнают, как их коллективный разум распределил премии: так положено по протоколу.

Думается, почти так оно и есть на самом деле. Коллективный разум "Золотой маски" уже не раз изумлял мир решениями, противными здравому смыслу. Члены жюри дивились им не меньше прочих: ах, маменька, какой реприманд неожиданный! Странностей и недоумений на "Золотой маске" хватало всегда, но лишь однажды дело запахло скандалом: в 1999 году все призы за драматические и кукольные спектакли достались москвичам и петербуржцам. Это было по-настоящему страшно. Провинциальный театр нельзя обносить наградами ни при каких обстоятельствах. Российская театральная общественность возмутится еще сильнее, чем политкорректное общество, в котором кто-то по нечаянности назвал негра негром. Жюри удержало ситуацию под контролем, срочно учредив Специальный (т.е. неизвестно за что вручаемый) приз и отдав его театру из Минусинска - слабенькому, но старательному и, как говорят в народе, культурному. Трюк со Специальным призом был повторен на "Золотой маске-2002", когда провинциальным драмтеатрам вновь ничего не обломилось; по моим прикидкам, его должны применить и сейчас.

Спектакли, привезенные из Самары, Казани, Екатеринбурга и Омска - общепризнанных театральных центров Волго-Иртышского междуречья, - оказались, говоря без обиняков, слабее обычного. Дело не в слабостях игры или режиссуры, а скорее в пафосе существования. Судя по спектаклям, лучшие театры провинции пребывают сейчас в состоянии самодовольного спокойствия. На хрестоматийное "цель творчества - самоотдача" они могли бы ответить еще боле хрестоматийным "Я знаю мощь мою: с меня довольно...". Действительно: мощь известна, известны и ее пределы. Работаем как умеем: и на большой сцене, и на малой, и на периметре поворотного круга -- нам ничто не в диковинку. Насмотрелись всякого, наигрались тоже по-всякому. "Воля к прорыву" дремлет: куда, зачем прорываться? Как говорил герой Венедикта Ерофеева: "Такое странное состояние... Ни-во-что-не-погруженность... ни-чем-не-взволнованность... ни-к-кому-не-расположенность... Короче, ощущаешь себя внутри благодати - и все-таки совсем не там... ну... как во чреве мачехи..." ("Вальпургиева ночь").

В театральной игре все реже можно ощутить радость личной затраты, самое заразительное из художественных чувствований. Люди, одаренные и умеющие одарять этой радостью, не перевелись в нашем театре и, даст Бог, никогда не переведутся. Однако счет сейчас идет на единицы. Хуже того, опыт существования на провинциальной сцене постоянно ставит их перед вопросом: а стоит ли так раздариваться? Фестиваль - как раз то место, которое должно подтвердить: да, если вам это дано - непременно стоит. А если не дано - какого лешего вы здесь делаете? Мастеровитость показываете - эх, если б она еще была, эта самая мастеровитость...

Первым на московскую сцену вышел СамАрт с брехтовской "Мамашей Кураж". Героиню в этом спектакле играет чудесная актриса Роза Хайруллина: истовость сценических переживаний свойственна ей в высшей степени. В ней есть и залихватский задор, и глубина мироощущения, по своей сути трагического: мир устроен бесчестно, и это нельзя исправить. Роль мамаши Кураж - с ее цинизмом, вовсе не напускным, но также с ее чувством ответственности и нарастающим чувством обреченности - подходит актрисе почти идеально. Поначалу недоумеваешь: зачем умный и опытный режиссер Адольф Шапиро решил брехтовский сюжет в жанре трагической клоунады, зачем раскрасил актерские лица, зачем надел на мамашу Кураж и на ее дочь Катрин (Ольга Евдокимова) косматые парики, придуманные Юрием Хариковым? Неужели ему невдомек, что чрезмерная экстравагантность форм (такая знакомая, такая скучная экстравагантность!) попросту мешает актрисе наладить диалог с залом? Она сама в себя - эдак размалеванную - поверить не способна. Самому Адольфу Шапиро психологическая острота куда ближе, чем формальная (вспомним "Последних" в Театре п/р О. Табакова), - так зачем же?..

А иначе нельзя. Приходится стеснять Хайруллину, чтобы прикрыть - масками, вычурными костюмами, килограммами грима - остальных. Тех, которые затрачиваться не хотят и не умеют. Предложи им поддержать игру Хайруллиной - спектакль превратится в гейзер фальши. Приходится строить действие по принципу "отдай мяч Васе!". На случай, если вы забыли старый анекдот, напоминаю: тренер ругает ватерполиста: "Почему ты не отдал мяч Васе?" - "Да я ж сам забил!.." - "Ты-то забил, а Вася утонул..." Принцип "отдай мяч Васе!" - основа ансамблевой игры в провинциальном театре. Пренебрегать им для режиссера попросту опасно: актеры его возненавидят и вложат в эту ненависть всю ту энергию, которую не умеют тратить на сцене. Очень остроумно вышел из положения Вячеслав Кокорин, нынешний главреж Екатеринбургского ТЮЗа, который инсценировал, поставил и привез на фестиваль "Каштанку". Чеховскую собачку он сделал полноценной лирической героиней: мир предстает таким, каким он видится "с собачьей точки зрения". Люди в этом мире существуют на правах всесильных, но далеких и непонятных богов - внимание же сосредотачивается на тех, кто ясен и близок. Вот Гусь, вот Кот: их роли решаются с куда большей подробностью и изобретательностью, чем роли людей. Вообще-то "показывать животных" актеры учатся на втором курсе: это дело несложное. Одна хорошая актриса - молодая, бойкая, азартная - у Кокорина есть: ее зовут Наталья Кузнецова, и она, естественно, играет Каштанку. Играет очень мило, а когда начинает отплясывать польку Большой Собачьей Радости, совершенно невозможно не заулыбаться. Одна хорошая актриса, одна небанальная постановочная идея - и этого вполне достаточно, чтобы претендовать на статус лучшего спектакля России. Как ни печально, этого сейчас и впрямь достаточно. Можно ограничиться и меньшим - одним хорошо поставленным актом. Ставя в Казанском ТЮЗе пьесу Тома Стоппарда "Розенкранц и Гильденстерн мертвы", Георгий Цхвирава словно бы очень долго не мог найти в ней ничего захватывающего: третье действие в его спектакле -- энергичное, остроумное, полное юмора - можно с удовольствием смотреть и подробно хвалить. Два предыдущие достаточно было бы прослушать: жесты актеров лишь иллюстрирует реплики драматурга.

Можно ограничиться еще меньшим: благими намерениями. Режиссер Сергей Стеблюк взял пьесу Нины Садур "Брат Чичиков" (ту самую, по которой в "Ленкоме" сделан спектакль "Мистификация"), отнесся к ней с глубокой серьезностью и поставил в Омской академдраме. Этот театр издавна любит решать мировые проблемы в крупномасштабных формах. Притча о гибели России, написанная со всеми фирменными садуровскими заморочками, вряд ли так уж пришлась труппе по вкусу, но она соответствовала репутации "серьезного театра". Режиссера, собственно, затем и позвали: всемерно укреплять и поддерживать данную репутацию - и Стеблюк не подкачал. Более степенной, вальяжной игры в "бесовщину" мне видеть не доводилось и, надеюсь, не доведется впредь. Если кого и стоит выделить в спектакле омского театра, то не лидеров труппы (Евгений Смирнов -- Плюшкин, Валерия Прокоп -- Коробочка), а бритоголовых студентов, играющих мелкую бессловесную нечисть. Они старательны, и им дорога каждая секунда, проведенная на сцене. В провинциальном театре это - редкостное достоинство.

Впрочем, что я заладил: провинциальный, провинциальный... Нет у нас такого понятия. Есть московские театры, есть питерские, а все остальные - просто "российские". Москва, как всем известно, это не Россия, а Петербург тем более. То есть именно те театры, которые я ошибочно называл провинциальными, являются "российскими" в самом полном и самом важном смысле этого слова. Российскими с большой буквы. Российскими от гардероба до колосников. Кто их не уважает - тот свое Отечество не уважает. А кто тут у нас не уважает наше Отечество? Кого мы сейчас поучим Родину любить? Еще как поучим -- и в Москве, и в Питере, и в Омске, и в Самаре...

На главную страницу раздела