ФЕСТИВАЛИ - ПРОВИНЦИЯ И СТОЛИЦА

Майя ФОЛКИНШТЕЙН

УРОКИ ОСТРОВСКОГО

Всероссийский театральный фестиваль "Островский в доме Островского" был учрежден в 1993 году к 170-летию великого русского драматурга. Фестиваль проводится Министерством культуры, Малым театром и НП "Интеркультура". Весной 2004 года в Москве на сцене Малого театра прошел VI Всероссийский фестиваль "Островский в доме Островского". В программу фестиваля, кроме спектаклей Малого театра, театров Вологды, Самары, Костромы и Санкт-Петербурга, впервые включен спектакль Архангельского театра драмы им. М.В.Ломоносова "Поздняя любовь".

В Москве завершился фестиваль "Островский в Доме Островского", состоявшийся уже в шестой раз и по традиции не имевший ни победителей, ни побеждённых. Ведь в нём принимали участие преимущественно театры российской провинции, для которых чрезвычайно важна сама возможность продемонстрировать столице свои творческие достижения.

В этом году подобной чести удостоились Костромской драматический театр имени А. Н. Островского, показавший "Горячее сердце" (режиссёр-постановщик - Сергей Морозов), Самарский театр драмы имени М. Горького, представивший "Доходное место" (режиссёр - Вениамин Фильштинский). А также - Архангельский театр драмы имени М. В. Ломоносова с "Поздней любовью" (режиссёр - Пётр Суворов) и Вологодский драматический с вольной фантазией Зураба Нанобашвили "Бальзаминов, Бальзаминов!…"

Нашлось место в фестивальной афише "Бешеным деньгам" Санкт-Петербургского ТЮЗа имени А. А. Брянцева (режиссёр - Александр Кузин). И, конечно же, - спектаклям Малого театра. Среди них - "Волки и овцы" (режиссёр - Виталий Иванов), "Правда - хорошо, а счастье лучше" (режиссёр - Сергей Женовач), "На всякого мудреца довольно простоты" (режиссёр - Владимир Бейлис).

Открывал фестиваль "Лес" в постановке Юрия Соломина, который по праву гостеприимного хозяина каждый вечер представлял публике тот или иной коллектив, успевая при этом помянуть добром собственное провинциальное происхождение и сказать о непреходящем значении драматургии А. Н. Островского…

Последнее уже успело давно "набить оскомину". Но, тем не менее, стоило под сводами Малого зазвучать слову драматурга, как можно было вновь убедиться в его созвучии любому, в том числе и нашему, времени с его катастрофической быстротечностью, невольно располагающей к сознательному упрощению сложных проблем.

Эту тенденцию и отразил нынешний фестиваль, где преобладали в основном так называемые "оригинальные версии" пьес Островского, приведённые их авторами к какой-то пусть и важной, но всего одной мысли, что лишило эти произведения ожидаемой полифонии звучания.

Как случилось, например, с самарским "Доходным местом". Действие спектакля едва ли не от начала до конца происходило в… трактире, явившемся неким символом России, где, по мнению Вениамина Фильштинского, всегда правила мафия.

И Жадову (Алексей Фокин) здесь была заранее уготована весьма прозаическая роль, в результате чего он оказался безвольным, обречённым на поражение человеком, не способным отстоять своей, на первый взгляд, выстраданной позиции (наверное, поэтому режиссёр предпочёл целиком сократить знаменитый финальный монолог Жадова, пришедшего просить места "подоходней" и сознающегося в своей минутной слабости).

А Зураб Нанобашвили, всерьёз увлекшись поисками новаторского, трагикомического, сценического воплощения трилогии о Бальзаминове, наоборот "перетяжелил" спектакль, герой которого Мишенька Бальзаминов (Игорь Рудинский), нашедший-таки желанную богатую "половину" в лице купчихи Белотеловой (Наталья Лукьянова), неожиданно обернулся настоящим чудовищем. В голосе этого недавнего обаятельного "большого ребёнка" вдруг появились повелительные интонации, да и в пластике обнаружилось нечто звериное.

Глядя на то, как Бальзаминов-Рудинский "карабкался" по ветвям огромной яблони, установленной в самой глубине сцены и, по всей видимости, означающей вожделенный для Бальзаминова "рай" (оформление Людмилы Швецовой), можно было догадаться, что такой ни перед чем не остановится и вопреки всем обстоятельствам не "выпадет" из столь приятной для него "сладкой жизни".

Находки Фильштинского и Нанобашвили воспринимались с интересом, но не более того. Эмоционально же "подключиться" к действию удалось лишь на тех спектаклях, чьи постановщики, жертвуя возможными эффектами, старались во всём следовать за Островским.

Как, скажем, сделал Пётр Суворов. Его "Поздняя любовь" подкупила своей вызывающей простотой, основательными, очень трепетными актёрскими работами, из которых более всего запомнился простодушный, искренний Дормидонт Андрея Москаленко. Или - Сергей Морозов. "Горячее сердце" в интерпретации этого режиссёра увлекло любопытным сочетанием внешнего аскетизма, отсутствием всяческого быта и подробной, психологически выверенной манеры сценического существования артистов. А главное - крепким ансамблем, где уверенно солировала цельная, страстная Параша - Людмила Бояринова.

На позитивный лад настроили было и "Бешеные деньги" Александра Кузина, задуманные им, прежде всего, как динамичное, стильное действо. И в первые моменты спектакля исполнителям удавалось держаться в заданном Кузиным жёстком "рисунке". Но очень скоро тонкая ирония, чувство меры куда-то улетучились, и осталась откровенная пошлость пополам с назидательностью, показавшейся нарочитой, совсем не нужной. Так как текст пьесы сам по себе "бил" наотмашь, что называется, "не в бровь, а в глаз". Взять хотя бы реплику Надежды Антоновны Чебоксаровой (Наталья Боровкова), которая сетовала на нерадивость зятя - Василькова (Андрей Титков), приводя ему в пример своего мужа, никогда не делавшего разницы между семейными и казёнными средствами.

Публика, едва услышав подобные пассажи, начинала заметно возбуждаться, легко спроецировав, описываемые Островским ситуации на нынешнюю реальность…

Так происходило не только на "Бешеных деньгах", а почти на всех спектаклях фестиваля. Поначалу это выглядело абсолютно естественным. Утверждал же Г. А. Товстоногов, что ассоциации всегда составляли основу природы театра.

И всё же, всё же… Раз аплодировали, значит одобряли. Но что? Казнокрадство, готовность к предательству, к многочисленным компромиссам ради сиюминутной выгоды, на которых вместе с благородными проявлениями человеческой души, акцентировал внимание Островский.

Наблюдая за, мягко говоря, противоречивой реакцией зрительного зала, невольно вспоминалось тютчевское: "умом Россию не понять". И то, как данную хрестоматийную строку однажды прокомментировал Ю. П. Любимов, предположивший, что "Поэт писал её и плакал, а мы оправдываем все наши безобразия". Кажется, это можно в полной мере отнести и к Островскому, из чьих уроков до сих пор, увы, не сделано никаких надлежащих выводов.

Литературная Газета, 19 мая 2004 г.

На главную страницу раздела