ТВОРЧЕСКИЕ ЛИДЕРЫ ПРОВИНЦИАЛЬНЫХ ТЕАТРОВ

ВЯЧЕСЛАВ ГВОЗДКОВ:
"Я ДАВНО ЧУВСТВУЮ СЕБЯ САМАРЦЕМ"

Вот уже почти десять лет имя художественного руководителя Самарского академического театра драмы имени Горького Вячеслава Гвоздкова не сходит с уст местных любителей сценического искусства, да и критиков тоже. Достаточно непросто (и в известной степени скандально) сменив в октябре 1995 года на своем посту Льва Монастырского, нынешний худрук буквально первой своей работой вызвал целую бурю эмоций - от полного неприятия до восторженного рукоплескания. Но что показательно, равнодушных даже тогда просто не оказалось. Нет их и по сей день. Вволю посудачив о "перевороте", "падении статуса" и "смене вех", достаточно консервативный зритель самарской драматической сцены со временем стал ходить "на Гвоздкова" так же, как раньше посещал спектакли Монастырского. И только тот, кто понимает все тонкости восприятия зрителем творчества Мастера, все нюансы оценок, привязанности, душевных симпатий и антипатий, знает, как сложно было добиться за короткий срок (десять лет театральной жизни в этом смысле - почти ничто) того, чтобы Гвоздкова самарцы стали считать своим. Сегодня Вячеслав Алексеевич Гвоздков - гость нашей рубрики "Персона".

Знак Зодиака: Овен;
любимая страна: Россия;
любимый кинорежиссер: Никита Михалков;
любимые актеры: многие представители "старой школы";
любимый стиль одежды: абсолютно свободный;
музыкальные пристрастия: классика;
любимые композиторы: Бах, Шопен;
любимый автомобиль: "Лада"

- Вячеслав Алексеевич, весной просто невозможно не говорить о прекрасной половине человечества. А какое место она занимает в вашей жизни?

- Естественно, очень большое, и значит женщина для меня очень и очень многое. Начать с того, что я дважды женат. Первая жена, с которой я прожил 25 лет, родила мне двух прекрасных детей. И со второй моей спутницей жизни - Ларисой, - несмотря на разницу в 24 года, мы уже почти 10 лет как вместе. Если я успею, мы с ней и серебряную свадьбу сыграем...

- Чего мы от всей души вам и желаем! Кстати, Вячеслав Алексеевич, такое постоянство как бы само собой подразумевает наличие определенной гибкости в характере, нет?

- Обязательно! Да и сама моя профессия предполагает непременное наличие гибкости. Как я сам говорю, необходимо быть одновременно хитрым, умным, ловким и хорошим интриганом; руководителю таковым просто нельзя не быть. К сожалению (а я подчеркну, что именно - к сожалению), театр во многом живет творческими интригами - и не только творческими. Я просто обязан быть интриганом, но в хорошем смысле этого слова. Да и в общении с начальством, со спонсорами надо уметь мимикрировать, быть разным. Быть когда зрячим, а когда слепым; когда уметь быстро бегать, а когда и вовсе хромоногим прикинуться...

- А что вам больше по душе - позиция смелого и сильного льва, хитрой и коварной лисы или же дипломатичного и осторожного зайца?

- Ох! Наверное, все-таки ни то, ни другое и ни третье. Потому что в силу той же бывшей принадлежности к актерской профессии я меняюсь в зависимости от ситуации, могу быть кем угодно. Даже к перечисленным выше могу добавить еще качеств пять-семь. Когда обстановка того требует, я буду таким, каким эта самая обстановка требует. Я живу в предлагаемых обстоятельствах; для меня они все - это тоже театр. И тут я тоже сам себе главный режиссер...

- Жизнь вне вашей работы, вне театра - это тоже театр? Или она все-таки существует в своем обыденном виде?

- А как же! Вы представляете еженедельник "Новости рынка недвижимости", так? Вот и скажу в этой связи, что я несколько лет назад купил в деревне дом. И очень горжусь этим. Хоть и 110 километров от Самары, но очень хорошее место со всеми удовольствиями: рыбалка, охота, грибы, купание - в общем, все радости жизни. К сожалению, отпуск всегда штука короткая, а зимой в этом чудесном месте приходится бывать редко. Но теща моя, тесть, дети проводят на даче все время с мая по середину октября.

- Рыбалка и охота тоже входят в число ваших увлечений?

- Всенепременно! Для меня это возможность переключиться с обычного хода жизни и работы. Как говорил Карл Маркс? "Отдых - это смена занятий", так ведь? Чуть-чуть побелил потолок, потом пошел колоть дрова, потом - вскапывать участок, потом поставил спектакль, потом поругался с артистами... Тоже смена занятий! (Смеется.) Что же касается рыбалки и охоты, то это у меня с самого детства. Отец мой сам был заядлым охотником и рыбаком, и, сколько себя помню, я все время ходил с ним. А так как был он у меня военный инженер, и часто приходилось переезжать с места на место, то и рыбу ловить, охотиться довелось во многих местах. Например, в Германии и Польше, где охота была очень хорошая и весьма разнообразная...

- Говоря о загранице, трудно не затронуть того факта, что родились вы в Болгарии. Помнится ли что-нибудь из того детства?

- Из Болгарии - абсолютно ничего. Ведь меня увезли оттуда еще в годовалом возрасте. Единственное, чего мне всю жизнь очень хотелось, - это поехать вместе с мамой и папой в болгарский Сливен, в тот дом, где мы все жили. Я по рассказам родителей очень многое знаю о том, как я родился: где, когда, что в это время делал отец, какую телеграмму он послал дедушке с бабушкой... Вся драматургия этого события у меня перед глазами; только вот места, где все это происходило, я не видел никогда. К сожалению, даже когда много позже довелось бывать в Болгарии, я так и не смог добраться ни до Бургаса, где мой отец служил в консульстве, ни до Сливена - особняка, где мы жили.

- Ваши постоянные поездки, перемещения наложили какой-нибудь отпечаток на Гвоздкова-человека?

- Наверное, не наложили. Здесь немножко другое. Просто я такой человек, который не чувствует дискомфорта от перемены мест. Я все-таки в известной степени космополит. Бывая за границей, постоянно примеряюсь ко всем посещаемым странам с точки зрения, где бы я мог жить. И получалось так, что мог бы практически в любой из них. Сейчас, с высоты прожитых лет, думается, что если бы я это все-таки сделал, то, вероятнее всего, зря. Потому как я люблю именно эту страну - Россию. И я как человек подвижный и гибкий понимаю, что смог бы прижиться везде. Хотя Ленинград и является городом моего детства, юности, студенчества, зрелости, хотя пришлось жить и в Ростове-на-Дону, и в Ташкенте; однако вот уже девять лет, как я живу в Самаре и чувствую себя самарцем.

- Но ведь совершенно это разные масштабы, менталитет, дух, облик...

- Я люблю Ленинград-Санкт-Петербург как архитектурное явление, как явление человеческого творчества, мировой культуры, но я не очень люблю внутреннее содержание этого города. Оно же исходит от людей. В Самаре мне больше нравится среда, я в ней себя гораздо более интересно чувствую. Люди в провинции - провинции в самом хорошем и далеко не оскорбительном, унизительном смысле этого слова - они чище. Столицы ведь как бы обязывают, да и жить там труднее. Там надо иметь зубы хорошие, когти острые и сильные. И мне приходилось волей-неволей обзаводиться этим по необходимости, пускать такой арсенал в ход... Но это же противно!

- А есть ли вообще общие точки между северной столицей и нашим городом?

- Для меня, безусловно, есть. Если следовать истории самарского театра драмы, то я считаю себя вторым петербургским десантом после Николая Симонова, Толубеева и Меркурьева. Я этим очень горжусь. Тот период, безусловно, был славным для этой сцены; но, подводя некоторые итоги за девять лет, могу сказать, что мной сделано немало для поддержания высокой планки уровня театра. Это касается и зрительского понимания и восприятия, и зрительской же востребованности репертуарного наполнения, а это весьма немаловажно. Ведь не секрет, что очень и очень многие театры в провинции и даже в столицах просто потеряли своего зрителя.

- К слову сказать, Вячеслав Алексеевич, трудно ли было прижиться в наших условиях? <br>
- Нет и еще раз нет. Ни как новоиспеченному самарцу, ни как новому руководителю театра. Впрочем, я две эти категории вообще считаю неразделимыми. Знаете, когда я приехал в Ташкент из Ростова руководить академическим русским драматическим театром, то было такое чувство, будто я все время сидел за этим столом художественного руководителя, всю жизнь руководил этой ташкентской сценой. Вернувшись в Ленинград, который при мне опять стал Санкт-Петербургом, и проработав там пять лет, я такого чувства не испытал ни разу. Было ощущение чужого города и чужого театра. И когда я приехал в Самару, то практически повторил ташкентскую ситуацию. Я сел в бывшее кресло Петра Львовича Монастырского, и у меня было полное ощущение, что я всю жизнь проработал в этом театре. Я с удовольствием вышел на улицу, пошел на Волгу, на набережную, и все это для меня уже было родным. Может быть, даже потому, что учиться на актерском факультете мне пришлось в волжском же Саратове...

- Волга - она объединяет?

- Да, очень! И очень влияет вообще на природу человека. Мне кажется, что далеко не случайно именно вдоль Волги располагались самые знаменитые русские театры. Я могу назвать множество величайших сценических имен, родившихся, живших и творивших на берегах великой русской реки, имевших здесь свои корни. Это Федор Волков, Василий Качалов, Федор Шаляпин, Николай Симонов, Евгений Лебедев, и многие-многие другие. Волжской сцене, слава Богу, если отталкиваться от истории Ярославского театра, 250 лет. Однако сколько я ни бывал на Урале и в Сибири - в Перми, скажем, или в Свердловске, - атмосферу тех мест вспоминаю буквально с содроганием. Казалось бы, Новосибирск - огромный город, в полтора раза больше Самары, но я там себя чувствовал просто ужасающе. Я вообще не понимаю природы существования этого города. Вот Самара мне понятна и близка - особенно ее центральная часть. Хотя и ужасающее внешнее состояние зданий в старом городе, но... от домов исходит какое-то особое тепло; на них смотришь и видишь - люди их делали любя, от души. А мы все оказались такими неблагодарными потомками, что до сих пор даже две наши самые знаменитые центральные улицы, которые органически составляют основу, суть старой Самары, не можем привести в такое состояние, чтобы ими можно было гордиться. Говорю "мы", потому что я тоже самарец. И к тому же очень совестливый человек.

- Кроме этого, какие бы черты вы в себе отметили, взглянув на себя со стороны?

- Я, слава Богу, принадлежу к тем немногим людям, которым об этом не нужно говорить. Достаточно просто посмотреть мои спектакли - все в них видно. А вообще я в первую очередь человек добрый. И этим пронизано все, что я делаю, и все, чем и как я живу. Об остальном неловко и нескромно говорить. К счастью, моя профессия такова, что по ней можно читать человека, понимаете? "Сцена - это не отражающее зеркало, - как сказал поэт, - а увеличительное стекло". На сцене видно все и всех.

- А что для вас в жизни свято, Вячеслав Алексеевич?

- Это тот вопрос, отвечая на который, распространяться грешно. Скажу просто: я люблю Бога, а Бог любит меня. Мы хорошо с ним живем, в ладу. Из этого и стоит исходить. А это такие секреты, о которых не говорят.

- Тогда и мы не будем. Большое спасибо за интервью, Вячеслав Алексеевич!

"Новости рынка недвижимости", 2004.

На главную страницу раздела